Видео с убитыми российскими военными на территории Украины «является с высокой степенью вероятности подлинным», заявил Верховный комиссар ООН по правам человека Фолькер Тюрк. К такому выводу, по его словам, пришла мониторинговая миссия организации после предварительного анализа кадров.
— Фактические обстоятельства всей последовательности событий должны быть расследованы в максимально возможной степени, а лица, признанные виновными, должны быть привлечены к ответственности, — сказал Тюрк.
На самом деле уже неделю хочется задать очень простой вопрос тем благонамеренным людям, которые призывали мобилизованных сдаваться в плен: «Как самочувствие?».
Сразу замечу, что после видео с кувалдой я задавала ровно тот же вопрос всем сторонникам борьбы до победного: «Вам как?».
Ни те, ни другие не дадут сейчас искренний ответ, потому что ответить честно — это признать, что ты собственными, допустим, даже благими намерениями на самом деле мостил дорогу в ад, причем не себе, а посторонним людям.
Или вот смотришь репортаж телеканала «Дождь» (признан Минюстом иноагентом), там — интервью российских военнопленных, которые, как утверждается, содержатся в украинском СИЗО. А потом смотришь видео с украинскими военнопленными, только на территории России, и автор видео другой. Да, один интервьюер поинтеллигентнее, другой — посермяжнее, но опять же, задаешься вопросом: так в чем принципиальное отличие форматов, кроме стороны, которую открыто поддерживает автор?
Чем «независимая журналистика» сейчас отличается от пропаганды? Тем, что занимает «правильную» сторону против «неправильной»? Тем, что доступнее объясняет своей аудитории, что та самая лучшая и понимающая? Тем, что транслирует просто иные тезисы, которые идут подряд и почему-то даже у разных авторов кажутся до боли одинаковыми?
А главное — каков у всего этого итог?
Результат работы десятков и сотен тысяч активистов, журналистов, общественников с обеих сторон за эти девять месяцев — два видео с казнями, вышедшие буквально подряд (оговоримся: если оба видео — подлинные).
Девять месяцев мы все живем при выключенном свете, и давайте признаем: те же журналисты, политики, чиновники — это люди, у которых нет под рукой волшебного генератора, который включит свет и осветит путь тем, кто оказался за ними, в их тени. Почему этого генератора не оказалось, еще предстоит разобрать когда-нибудь, лет через десять-пятнадцать. Может быть, позже.
Девять месяцев мы идем в потемках и ищем того, кто все же включит нам свет.
И да, огоньки света мелькали и продолжают мелькать. Огонек света — моя знакомая, пиарщик и благополучная москвичка, сейчас волонтерит в одном благотворительном фонде, который возглавляют люди, ранее довольно чуждые ей по убеждениям (сейчас она не считает этот вопрос важным). Она курирует семьи беженцев, не задаваясь вопросом, какие у них были политические взгляды «до» и «после».
Еще один огонек: теплые вещи и бензопилы, лежащие в ярославском офисе солидного человека. Он совершенно не обязан никому ничего закупать, он не имеет никакого отношения к происходящему и придерживается далекой от официальной российской точки зрения. Но ему пронзительно жаль людей.
Вот еще зажегся фонарь: владелица хостела три года борется с обстоятельствами рушащегося туризма. Она — бизнесмен от природы, способная развернуть вокруг одной спиленной доски лесопилку. Сейчас в ее хостеле живут беженцы, а ее оргспособностей и пробивных качеств хватило, чтобы их дети пошли в срок в школы.
А вот еще огонек: знакомые очень патриотических взглядов помогают ребенку, который оказался на территории России, а его родные — в Европе, покинуть страну. Потому что вернуть ребенка родным гораздо важнее, чем думать о том, какими словами их однажды вспомнят.
Еще два новых генератора: мужчина, которого мобилизовали по ошибке, и его жена, прошедшая все круги, чтобы вытащить его, теперь помогают добиться медкомиссии парню с астмой и консультируют других мобилизованных из той части.
Этих людей не покажут по телевизору ни с одной из сторон, потому что они — слишком сложные фигуры для тех, кто ждет, пока свет включат на широкой и прямой трассе. Потому что авторы репортажей на самом деле больше всего боятся получить проклятия вместо лайков, проблемы на работе, трудности с властями страны, в которой находятся. Поэтому одной стороне нельзя показывать, что бывают и хорошие русские, а другой — усомниться в том, что украинцы не нацисты все поголовно.
В итоге свет зажигают именно сомневающиеся. Пусть пока это лишь свет от бенгальского огня, от домашней лампады, карманного фонарика, пусть пока его еле хватает, чтобы выхватить из тьмы только редкие лица людей.
Этим людям сейчас нечего смотреть или читать, потому что они не нужны ни одной из сторон, а их жизни не подходят для легкого морализаторства. Взгляды этих людей запрещены по-настоящему, и они не станут обсуждать их даже в соцсетях, потому что не хотят ни убивать, ни умирать, а именно это и запрещено. Они не хотят ни становиться на колени и каяться, ни ставить на колени других. Этих людей некому и некуда вести за собой.
И все же именно эти люди зажигают свет и вместо ссылок на очередной «гордый и независимый репортаж» или инструкции «я знаю, что делать» говорят: «если тебе плохо — давай обнимемся».
Девять месяцев. Шаг вправо, шаг влево — расстрел. Вот только огни зажигаются по бокам от основной тропы. На самой тропе — только бесконечные жуткие видео, которые тем, кому посчастливилось их не видеть, смотреть не стоит.
Комментарии: